Становление «Северной политики» Республики Корея (1998–2003)
УДК 327
Ким Мин Кёль, Коктыш К.Е. Становление «Северной политики» Республики Корея (1998–2003) // Дискурс-Пи. 2025. Т. 22. № 2. С. 93-107. DOI: 10.17506/18179568_2025_22_2_93.
Целью данной статьи является анализ процесса становления «Северной политики» Республики Корея: концепт последней появился вместе с окончанием холодной войны, когда перед Сеулом открылось «случайное окно возможностей» в части формирования самостоятельной политики в регионе, в первую очередь – в отношении КНДР. Процесс ее становления начинается с администрации Но Тхэ У (1988–1993) и продолжается с переменным успехом на протяжении администраций Ким Ён Сама (1993–1998) и Ким Дэ Чжуна (1998–2003). К моменту, когда США при президенте Джордже Буше-младшем пересмотрели свои приоритеты в Евразии и стали негативно воспринимать любые происходящие там интеграционные процессы, политика эта уже практически сложилась, в силу чего не исчезла, но существовала в условиях мощного патроната со стороны Вашингтона. Опорным методом исследования является когнитивный анализ, а также проблемно-хронологический и сравнительно-исторический подходы. Главным объектом исследования стало становление и развитие политической метафоры «Северной политики», которая (возникнув как вполне инструментальная, по сути, изначально мыслившаяся как обоснование поглощения КНДР Южной Кореей на условиях последней) постепенно обросла новыми смыслами и императивами, превратившись в итоге в ключевой концепт, характеризующий императив внешнеполитического суверенитета Республики Корея. В рассматриваемый период концепт-метафора «Северная политика» прошла долгий и драматичный путь: начавшись как калька с «восточной политики» ФРГ, описывавшей поглощение ею ГДР, она довольно долго существовала в этом простом качестве, по сути, облекая в доктрину уверенность Сеула в скорой неизбежности решения проблем «двух Корей» на его условиях. Далее возник «первый звонок», первый из «ядерных» кризисов (речь идет об инспекции МАГАТЭ), который повлек за собой быструю интернационализацию «северокорейского вопроса» вместе с угрозой для Сеула утратить инициативу. Это стало основанием для полноценного пересмотра концепции – и политика администрации Ким Дэ Джуна с этим вызовом вполне справилась. Однако, время было упущено, внешнеполитическая ситуация к тому моменту изменилась, и последующие администрации уже были вынуждены проводить «Северную политику» в совсем иных, куда более сложных условиях. Тем не менее, руководство Республики Корея от нее не отказалось. Во многом усилиями Ким Дэ Джуна «Северная политика» стала фактором общественного сознания населения Южной Кореи, который в дальнейшем оказывал большое влияние на политику. В этом контексте мы можем утверждать, что период становления «Северной политики» увенчался существенным успехом: запрос на внешнеполитический суверенитет стал императивом для Республики Корея.
*статья подготовлена при финансовой поддержке МГИМО МИД России в рамках гранта ИМИ № 2025–04–04.
The article examines the evolution of South Korea’s Nordpolitik (Northern Policy) of the Republic of Korea, from its inception under the Roh Tae-woo administration (1988–1993), through its subsequent development under Kim Young-sam (1993–1998) and Kim Dae-jung (1998–2003). Emerging at the end of the Cold War, the policy capitalized on Seoul’s newfound strategic opportunities in the region, particularly concerning relations with North Korea. Initially conceived as a pragmatic framework for eventual inter-Korean unification on South Korean terms, Nordpolitik gradually evolved into a broader doctrine emphasizing the Republic of Korea’s foreign policy sovereignty. Despite shifts in U.S. regional strategy under George W. Bush – who saw Washington adopt a more skeptical stance toward Eurasian integration – Nordpolitik endured, sustained by Seoul’s determined institutionalization of the policy. The study employs cognitive analysis, alongside problem-chronological and comparative historical methods, to trace the transformation of Nordpolitik from a German style reunification model (Ostpolitik) into a dynamic concept responsive to geopolitical challenges. Key turning points, such as the first North Korean nuclear crisis and the subsequent internationalization of the “Korean question,” prompted South Korea to redefi ne its approach, particularly under Kim Dae-jung’s engagement-oriented “Sunshine Policy.” Although later administrations faced more constrained diplomatic environments, Nordpolitik persisted as a fixture of South Korean foreign policy, inspired by its domestic political legitimization. The policy’s institutionalization reflects Seoul’s enduring commitment to strategic autonomy, marking a significant success in asserting the Republic of Korea’s sovereign agency in international affairs.
*The article was prepared with the fi nancial support of the Moscow State Institute of International Relations (University) of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation, as part of the IMI grant No. 2025–04–04.
Северная политика, новая северная политика, новая экономическая карта Корейского полуострова, политика объединения Корейского полуострова, корейская политика безопасности, корейская национальная стратегия, межкорейские отношения
Nordpolitik, New Northern Policy, New Economic Map of the Korean Peninsula, Unification Policy of the Korean Peninsula, Korean Security Policy, Korean National Strategy, Inter-Korean Relations
